«Братья Карамазовы» ФМД

10 декабря, 2009 - 3:41 пп Комментировать

Уже давно собиралась написать про этот грандиозный роман, но все лень мешала. Но сегодня, наконец-то, попробую. Итак, «Братья Карамазовы» великого ФМД.

Честно говоря, сейчас чем больше я читаю ФМД, тем больше понимаю, насколько глубоки его книги, насколько огромен его талант, и как мало я все-таки понимала в его произведениях, читая их в школе и в университете. Да и сейчас немного понимаю, и наверное, лет через десять я открою его для себя совсем в ином контексте. Но что я почувствовала в этот раз?

Вообще «Братья Карамазовы», выражаясь современным языком, — это детектив, хотя нет — психологический триллер. Последнее определение значительно точнее. «Братья Карамазовы» — это история одного убийства, к которому ведут ниточки множества судеб, множества мировоззрений и божье провидение. Как всегда множество психотипов с постоянными внутренними конфликтами и вопросами. Каждый герой — клубок противоречий, в котором перемешаны добро и зло, да и сами эти критерии начинают размываться. Настолько доброта может неожиданно перейти в гордыню, а отношения между людьми часто могут напоминать взаимодействие палача и жертвы, мучающего и и мучающегося. Но мучающийся еще может получать удовольствие от той боли, которую ему причиняют и терпеливо переносить ее, упиваясь своей «добротой». В мучительных страстях терзают себя почти все герои книги, в каждом из них происходит постоянная борьба с собой. Состояние этих людей — контрастные переходы внутренних чувств, лишь часть которых отражается на лице героя. Чего стоит одна только сцена между Грушенькой и Катериной Ивановной, когда на глазах Алеши Карамазова среднерусская красавица Грушенькая, такая, казалось бы мягкая, благожелательная, вдруг превращается в демонического мучителя. Благодаря этой книге, я вдруг поняла, что героев Достоевского можно «услышать». У каждого из них свой специфический голос, свой темп речи, своя лексика. Мне кажется, обычному человеку сложно представить, как можно воссоздать подобное, нужно огромное психологическое понимание, огромный талант, огромное богатство языка.

В книге есть все: проблемы любви в различных ее смыслах, отношений в любви, проблемы гордыни, вопросы Бога и дьявола, вопросы социальные и идеологические, бытописание России XIX века… Множество линий, путей и вопросов переплетаются между собой, и в итоге перед нами оказывается, очень сложно избежать штампов, но по-другому не назовешь, это действительно гениальное произведение, просто гениальное.

Копирую читателям блога кусочек из книги — разговор старца Зосимы с одной помещицей:

» — О, как вы говорите, какие смелые и высшие слова, — вскричала  мамаша.
— Вы скажете и как будто пронзите. А между тем счастие, счастие —  где  оно?Кто может сказать про себя, что он счастлив? О, если уж вы были  так  добры, что допустили нас сегодня еще раз вас видеть, то выслушайте все, что  я  вам прошлый раз не договорила, не посмела сказать, все, чем я так страдаю, и так давно, давно! Я страдаю, простите меня, я страдаю…  —  И  она  в  каком-то горячем порывистом чувстве сложила пред ним руки.
— Чем же особенно?
— Я страдаю… неверием…
— В бога неверием?
— О, нет, нет, я не смею и подумать об этом, но  будущая  жизнь  —  это
такая загадка! И никто-то, ведь никто на нее  не  отвечает!  Послушайте,  вы целитель, вы знаток души человеческой; я конечно не смею претендовать на то, чтобы вы мне совершенно верили, но уверяю вас самым великим словом, что я не из легкомыслия теперь говорю, что мысль эта о  будущей  загробной  жизни  до страдания волнует меня, до ужаса и испуга… И я не знаю, к кому обратиться,
я не смела всю жизнь… И вот я теперь осмеливаюсь  обратиться  к  вам…  О боже, за какую вы меня теперь сочтете! — Она всплеснула руками.

— Не беспокойтесь о моем мнении,- ответил старец. — Я  вполне  верую  в искренность вашей тоски.
— О, как я вам благодарна! Видите: я закрываю глаза и думаю:  Если  все
веруют, то откуда взялось это? А тут уверяют, что все это взялось сначала от страха пред грозными явлениями природы, и  что  всего  этого  нет.  Ну  что, думаю, я всю жизнь верила — умру и вдруг  ничего  нет,  и  только  «вырастет лопух на могиле», как прочитала я у одного писателя. Это  ужасно!  Чем,  чем возвратить веру? Впрочем, я  верила  лишь  когда  была  маленьким  ребенком, механически, ни о чем не думая… Чем же, чем это доказать, я теперь  пришла повергнуться пред вами и просить вас об этом. Ведь если я упущу и теперешний
случай — то мне во всю жизнь никто уж  не  ответит.  Чем  же  доказать,  чем убедиться? О, мне несчастие! Я стою и кругом вижу, что всем все равно, почти всем, никто об этом теперь не заботится, а я одна только переносить этого не могу. Это убийственно, убийственно!
— Без сомнения, убийственно. Но доказать тут нельзя  ничего, убедиться же возможно.
— Как? Чем?
— Опытом деятельной любви. Постарайтесь любить ваших ближних  деятельно и неустанно. По мере того, как будете преуспевать в любви, будете убеждаться и в бытии бога, и в бессмертии  души  вашей.  Если  же  дойдете  до  полного самоотвержения в любви к ближнему, тогда уж несомненно уверуете,  и  никакое сомнение даже и не возможет зайти в вашу душу. Это испытано, это точно.
— Деятельной любви? Вот и опять вопрос и такой  вопрос,  такой  вопрос! Видите: я так люблю человечество, что, верите ли, мечтаю иногда бросить все, все, что имею, оставить Lise и идти в сестры милосердия. Я  закрываю  глаза, думаю и мечтаю, и в эти минуты я чувствую в себе непреодолимую силу. Никакие раны, никакие гнойные язвы не могли бы меня испугать. Я  бы  перевязывала  и обмывала собственными руками, я была  бы  сиделкой  у  этих  страдальцев,  я
готова целовать эти язвы…
— И то уж много и хорошо, что ум ваш мечтает об этом, а не о чем  ином. Нет, нет, да невзначай и в самом деле сделаете какое-нибудь доброе дело.
— Да, но долго ли бы я могла выжить в такой жизни?- горячо и почти  как бы исступленно продолжала дама. —  Вот  главнейший  вопрос!  Это  самый  мой мучительный из вопросов. Я закрываю глаза и спрашиваю сама себя: долго ли бы ты выдержала на этом пути? И если больной, язвы которого  ты  обмываешь,  не ответит тебе тотчас же благодарностью, а  напротив  станет  тебя  же  мучить капризами, не ценя и не замечая  твоего  человеколюбивого  служения,  станет
кричать на тебя, грубо требовать, даже жаловаться  какому-нибудь  начальству (как и часто случается с очень страдающими) — что  тогда?  Продолжится  твоя любовь или нет? И вот — представьте, я с содроганием это  уже  решила:  если есть  что-нибудь,  что  могло  бы  расхолодить  мою  «деятельную»  любовь  к человечеству тотчас же, то это единственно неблагодарность. Одним словом,  я работница за плату, я требую тотчас же платы, то-есть похвалы себе  и  платы
за любовь любовью. Иначе я никого не способна любить!
Она была в  припадке  самого  искреннего  самобичевания  и,  кончив,  с
вызывающею решимостью поглядела на старца.
— Это точь-в-точь как рассказывал мне, давно уже, впрочем, один доктор, — заметил старец. — Человек был уже пожилой и бесспорно  умный.  Он  говорил так же откровенно, как вы, хотя и шутя, но скорбно шутя; я,  говорит,  люблю человечество, но дивлюсь на себя самого: чем  больше  я  люблю  человечество вообще, тем меньше я люблю людей в частности, то-есть порознь, как отдельных лиц. В мечтах я нередко, говорит, доходил до страстных помыслов  о служении человечеству и может быть действительно пошел бы на крест за людей,  если  б это вдруг как-нибудь потребовалось, а между тем я двух дней не  в  состоянии прожить ни с кем в одной комнате, о чем знаю из опыта.  Чуть  он  близко  от меня, и вот уж его личность давит мое самолюбие и стесняет  мою  свободу.  В одни сутки я могу даже лучшего человека возненавидеть: одного за то, что  он
долго ест за обедом, другого за то, что у него  насморк,  и  он  беспрерывно сморкается. Я, говорит, становлюсь врагом людей, чуть-чуть лишь  те  ко  мне прикоснутся. Зато всегда так происходило, что чем более я ненавидел людей  в частности, тем пламеннее становилась любовь моя к человечеству вообще.
— Но что же делать? Что же в таком случае делать? Тут надо  в отчаяние придти?
— Нет, ибо и того довольно, что вы о сем  сокрушаетесь.  Сделайте,  что
можете, и сочтется вам. У вас же много  уже  сделано,  ибо  вы  могли  столь глубоко и искренно сознать себя сами! Если же вы и со мной  теперь  говорили столь искренно для того, чтобы, как теперь от меня, лишь похвалу получить за вашу правдивость, то конечно ни до чего не  дойдете  в  подвигах  деятельной любви; так все и останется лишь в мечтах ваших, и  вся  жизнь  мелькнет  как призрак. Тут, понятно, и о будущей жизни забудете, и сами  собой  под  конец как-нибудь успокоетесь.
— Вы меня раздавили! Я теперь только,  вот  в  это  мгновение,  как  вы
говорили, поняла, что  я  действительно  ждала  только  вашей похвалы  моей искренности, когда вам рассказывала о том, что не  выдержу  неблагодарности. Вы мне подсказали меня, вы уловили меня и мне же объяснили меня!
— Взаправду вы говорите? Ну теперь, после  такого  вашего  признания я верую, что вы искренни и сердцем добры.  Если  не  дойдете  до счастия,  то всегда помните, что вы на хорошей дороге, и постарайтесь с нее  не  сходить. Главное, убегайте лжи, всякой лжи, лжи себе самой в особенности.  Наблюдайте свою ложь и вглядывайтесь в нее  каждый  час,  каждую  минуту.  Брезгливости убегайте тоже и к другим и к себе: то, что вам кажется внутри себя скверным, уже одним тем, что вы это заметили в себе, очищается. Страха тоже  убегайте, хотя  страх  есть  лишь  последствие  всякой  лжи.  Не   пугайтесь   никогда собственного вашего малодушия в  достижении  любви,  даже  дурных  при  этом поступков ваших не пугайтесь очень. Жалею, что не могу  сказать  вам  ничего отраднее, ибо  любовь  деятельная  сравнительно  с  мечтательною  есть  дело
жестокое и устрашающее. Любовь мечтательная жаждет подвига  скорого,  быстро удовлетворимого и чтобы все на него глядели. Тут  действительно  доходит  до того, что даже и жизнь отдают, только бы не  продлилось  долго,  а  поскорей совершилось, как бы на сцене, и чтобы  все  глядели  и  хвалили.  Любовь  же деятельная — это работа и выдержка, а для иных так пожалуй целая  наука.  Но предрекаю, что в ту даже самую минуту, когда вы будете с ужасом смотреть  на то, что, несмотря на все ваши усилия, вы не только не подвинулись к цели, но даже как бы от нее удалились, — в ту самую минуту, предрекаю  вам  это,  вы вдруг и достигнете  цели  и  узрите  ясно  над  собою  чудодейственную  силу господа, вас все время любившего  и  все  время  таинственно  руководившего».
На правах рекламы:
Визовое агентство «Виза Груп» поможет в срочном оформлении визы в Китай.
Интересный сайт об Осетии с рецептами осетинских пирогов.

Оставить комментарий